Каждый выступивший в поход знал, что положение безвыходное, и никто не надеялся на победу. Самое большее, на что они могли рассчитывать, — это дорого продать свою жизнь. Но когда солдаты Силона взяли Бовиан и перебили там римский гарнизон, почувствовалось некоторое облегчение. Неужели оставался еще шанс? Метелл Пий и его армия расположились под Венузией на Аппиевой дороге, так что до Венузии путь был свободен.

И там же, под Венузией, состоялась последняя битва Италийской войны, завершившая странный круговорот событий, которые начались со смертью Марка Ливия Друза. На поле битвы под Венузией сошлись в единоборстве два человека, любившие Друза больше всего, — его друг Силон и его брат Мамерк. Пока самниты гибли тысячами, не в силах противостоять более опытным и сильным римлянам, Силон и Мамерк упорно сражались друг с другом. Наконец Силон упал. Мамерк стоял, глядя на марса со слезами на глазах и с поднятым мечом в руке, но все еще колебался.

— Прикончи меня, Мамерк, — задыхаясь, произнес Квинт Поппедий Силон, — ты должен отомстить мне за убийство Цепиона. Я не хочу идти в триумфальной процессии Поросенка.

— За Цепиона! — воскликнул Мамерк, пронзил Силона мечом и лишь затем безутешно оплакал его, Друза и горечь победы.

— Свершилось, — сказал Метелл Пий Поросенок Луцию Корнелию Сулле, который прибыл в Венузию, как только услышал шум битвы. — Венузия вчера сдалась.

— Нет, не свершилось, — мрачно отозвался Сулла, — это не может свершиться, пока Эзерния и Нола не покорены.

— А ты не подумал о том, — робко осмелился возразить Поросенок, — что, если мы снимем осаду Эзернии и Нолы, жизнь там войдет в нормальное русло?

— Уверен, что ты прав, — ответил Сулла, — и именно поэтому мы не снимем осаду с этих городов. Почему они должны выйти сухими из воды? Помпей Страбон не позволил этого Аскулу. Нет, Поросенок, Эзерния и Нола останутся в том положении, в котором они находятся сейчас. И если потребуется — вечно.

— Я слышал, Скатон мертв и пелигны сдались…

— Все правильно, — ухмыльнулся Сулла, — кроме того, что ты неверно это изложил. Помпей Страбон принял капитуляцию пелигнов. Скатон пал от его меча, не успев разделить ту же участь.

— Итак, это действительно конец! — воскликнул Метелл Пий.

— Нет, пока Эзерния и Нола не покорились.

Известия о резне римлян, латинян и италиков в провинции Азия Сулла получил в Капуе, городе, который он сделал своей базой. Он освободил Катула Цезаря, чтобы тот мог вернуться в Рим для заслуженного отдыха, но оставил себе его секретаря — высокоодаренного Марка Туллия Цицерона, находя его услуги настолько ценными, что в Катуле Цезаре не было необходимости.

Цицерон считал Суллу таким же чудовищем, как и Помпея, хотя и по иным причинам, и крайне сожалел об отсутствии Катула Цезаря.

— Луций Корнелий, — спросил Суллу молодой человек, — смогу ли я получить увольнение в конце года, хотя к тому времени срок моей службы составит неполных два года? Однако если рассмотреть все мое участие в кампании, эту цифру следовало бы увеличить в десять раз.

— Я подумаю, — ответил Сулла, который ценил Цицерона намного выше, чем в свое время Помпей. — В настоящий момент я не могу обойтись без тебя. Никто другой так много не знает об этих краях, как ты. Тем более что сейчас Квинт Лутаций отправился в Рим отдыхать.

«Впрочем, можно ли вообще говорить об отдыхе, — думал Сулла, мчась в Рим в повозке, запряженной четырьмя мулами. — Как только нам удается потушить один пожар, тут же вспыхивает другой. И это делает войну против Италии подобной двум тлеющим хворостинам».

Все старшие сенаторы сошлись в окрестностях Рима для сенатских слушаний о провинции Азия. Присутствовал даже Помпей Страбон. Примерно сто пятьдесят человек собрались в храме Беллоны, вне померия — священной границы Рима, на Марсовом поле.

— Итак, мы знаем, что Маний Аквилий мертв. Вероятно, это означает, что оба его уполномоченных также мертвы, — говорил Сулла в Сенате доверительным тоном. — Тем не менее следует также полагать, что Гай Кассий бежал, хотя мы ничего о нем не слышали. Чего я не могу понять, так это того, почему мы не имеем ни малейших известий от Квинта Оппия из Киликии. Наверное, эта провинция тоже потеряна. Плохо дело, когда Рим, чтобы получать подобные известия, вынужден полагаться на изгнанников.

— Из этого следует, что Митридат наносит молниеносные удары, — сказал Катул Цезарь, хмуря брови.

— Или же, — вступил в разговор Марий, — что-то нечисто с нашими официальными уполномоченными.

Ответных реплик не последовало, и все задумались. Преданность общему делу объединяла членов Сената, но они не могли быть едины, когда среди них появлялся кто-то не равный им по положению. И все знали, что таковыми являлись Гай Кассий и трое уполномоченных.

— Тогда Квинт Оппий по меньшей мере должен был установить с нами связь, — вновь заговорил Сулла, выразив общее мнение. — Он человек чести и не мог оставить Рим в неизвестности дольше, чем следовало. Я думаю, мы должны смириться с мыслью, что Киликия тоже потеряна.

— Нам нужно каким-то образом связаться с Публием Рутилием и запросить побольше сведений, — сказал Марий.

— Мне кажется, если кто-то из наших людей уцелел, они начнут прибывать в Рим в конце августа, — отозвался Сулла. — Тогда мы и будем знать больше.

— Я расцениваю письмо Публия Рутилия как свидетельство того, что не уцелел никто, — произнес Сульпиций со скамьи трибунов. Он со стоном сжал кулаки. — Митридат совершенно не проводит различий между италиками и римлянами!

— Митридат — варвар, — произнес Катул Цезарь.

Это замечание пришлось как нельзя кстати для Сульпиция, который, казалось, окаменел от потрясения еще два дня назад, когда принцепс Сената Флакк впервые зачитывал письмо Рутилия Руфа.

— Он не проводит различий! — повторил Сульпиций. — Почему он не проводит различий? Это выше моего понимания. Какая нелепость! Италики в провинции Азия заплатили ту же цену, что римляне и латиняне. Они тоже мертвы. Их дети, женщины и рабы мертвы! Он не проводит различий!

— Успокойся, Сульпиций! — воскликнул Помпей Страбон, который хотел приступить к делу. — Ты начинаешь повторяться.

— Прошу соблюдать порядок, — миролюбиво произнес Сулла. — Мы здесь, в храме Беллоны, не для того, чтобы изучать причины или различия, а для того, чтобы решить, что делать.

— Война, — мгновенно отозвался Помпей Страбон.

— Это мнение всех или только некоторых? — уточнил Сулла.

Сенат единодушно высказался за войну.

— Мы имеем достаточно легионов, — заговорил Метелл Пий, — и они хорошо оснащены. По меньшей мере в этом отношении мы готовы лучше, чем обычно. Мы можем завтра же погрузить на корабли и отправить на восток двадцать легионов.

— Это неправда, и вы это знаете, — спокойно заметил Сулла. — Я сомневаюсь, что мы сможем отправить хоть один легион, так чего уж говорить о двадцати.

Сенат хранил молчание.

— Отцы-основатели, где же найти деньги? С окончанием войны против Италии у нас нет иного выбора, кроме как распустить наши легионы. Мы не можем им больше платить! Пока Рим подвергался опасности внутри Италии, каждый человек римского или латинского происхождения был обязан принимать участие в войне. Мы можем объявить, что то же самое будет иметь место и в войне с чужеземцами, особенно сейчас, когда провинция Азия уже проглочена агрессором и восемьдесят тысяч наших людей погибли от его руки. Но совершенно ясно, что на данный момент родина не подвергается непосредственной опасности. А наши войска устали. За последнюю кампанию им заплачено, но на это ушли наши последние деньги. Следовательно, солдаты должны быть демобилизованы и распущены по домам. Ведь у нас нет никакой возможности заплатить им за новую кампанию!

Слова Суллы растворились в тишине. Наконец Катул Цезарь пошевелился.

— Давайте пока отложим рассмотрение вопроса о деньгах, — промолвил он. — Намного более важным является тот факт, что мы должны остановить Митридата!