Где-то в отдаленных уголках своего сознания Цинна услышал звон каскада золотых монет — или это всего лишь журчит Анио, где этот исключительный мальчик благополучно ловит рыбу, словно ничто и никогда не нарушало его спокойствия?

— Что является первейшим долгом римлянина, Гай Марий? — вдруг спросил Цинна.

— Первый наш долг, Луций Цинна, — это долг перед семьей.

— Не перед Римом?

— Но что такое наш Рим, как не наши семьи?

— Да… да, думаю, это так. И те из нас, кто рожден для карьеры или продвинулся сам, желая обеспечить подобную же судьбу своим детям, должны прилагать немалые усилия, чтобы семья оставалась наверху.

— Совершенно верно, — поддержал его Гай Марий.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

После того как Луций Корнелий Сулла своим чародейством (как истолковал это юный Цезарь) погнал консула Катона воевать против марсов, сам он предпринял шаги к освобождению всех римских территорий от италиков. Хотя официально Сулла все еще числился легатом, теперь он исполнял обязанности главнокомандующего на южном театре военных действий и знал, что здесь не последует вмешательства со стороны Сената или консулов. Предвидя это, Сулла добился определенных результатов. Италия была измучена. Один из двух ее лидеров, марс Силон, мог бы даже предпринять попытку капитуляции, если бы не второй лидер. Самнит Гай Папий Мутил никогда не сложит оружия, и Сулла это знал. Поэтому следовало показать Мутилу, что дело его проиграно.

Первый шаг Суллы был столь же тайным, сколь необычным, но у него имелся человек, подходящий для работы, которую он не мог выполнить сам. Если бы замысел Суллы удался, это означало бы начало конца для самнитов и их союзников на юге. Не объясняя Катулу Цезарю, почему он отводит два лучших легиона из Кампании, Сулла ночью погрузил их на суда, стоявшие в гавани Путеол.

Их командиром был его легат Гай Косконий, который получил недвусмысленные указания. Он должен был проплыть со своими двумя легионами вокруг всего полуострова и высадиться на восточном берегу возле Апенесты в Апулии. Первая треть путешествия — на юг вдоль западного побережья — будет проходить на виду у всех, и любой наблюдатель в Лукании сможет предположить, что флот направляется в Сицилию, откуда поступали новые слухи о волнениях. На второй трети маршрута флот Должен держаться ближе к берегу, а для пополнения припасов заходить в такие места, как Кротон, Тарент и Брундизий. Там следовало распространить слухи, что они направляются подавлять мятеж в Малой Азии — в эту версию должны были верить и сами солдаты. И флот отплывет из Брундизия, чтобы проделать последнюю, самую короткую, треть пути. Весь Брундизий должен быть уверен, что они плывут через Адриатику до Аполлонии в Западной Македонии.

— После Брундизия, — сказал Сулла Косконию, — вы не должны подходить к берегу, пока не достигнете пункта назначения. Решать, где конкретно вы высадитесь, я доверяю тебе самому. Выбери только спокойное место и не нападай, пока не будешь абсолютно готов. Твоя задача — освободить дорогу Минуция к югу от Ларина и Аппиеву дорогу к югу от Аускула Апулия. После этого собери войска в восточной части Самния. К тому времени, когда ты сделаешь это, я уже начну двигаться на восток, чтобы соединиться с тобой.

Взволнованный тем, что ему лично была поручена такая жизненно важная миссия, и уверенный в успехе, Косконий старательно скрывал свое приподнятое настроение и слушал с серьезным выражением лица.

— Запомни, Гай Косконий: выдерживай время, когда будешь находиться в море, — предупредил Сулла. — Мне нужно, чтобы ты проходил преимущественно не более двадцати пяти миль в день. Сейчас конец марта. Ты должен быть к югу от Апенесты через пятьдесят дней. Если ты высадишься слишком рано, я не успею выполнить мою часть захвата. Эти пятьдесят дней нужны мне на то, чтобы захватить все порты в заливе Кратер и вытеснить Мутила из Западной Кампании. Тогда я смогу двинуться на восток — но не раньше.

— Поскольку успешные обходы вокруг Италийского полуострова редки, я рад, что у меня будут эти пятьдесят дней, — заметил Косконий.

— Если тебе понадобится грести, двигайся на веслах, — сказал Сулла.

— Я буду там, где мне положено быть, через пятьдесят дней. Можешь положиться на меня, Луций Корнелий.

— Без людских потерь, не говоря уже о кораблях.

— На каждом корабле прекрасный капитан и еще лучший лоцман, и тыловое снабжение предусмотрело все случайности, какие могут возникнуть в путешествии. Я не подведу тебя. Мы доберемся до Брундизия так быстро, как только сможем, и выждем там столько, сколько нужно, — ни днем меньше, ни днем больше, — заверил Косконий.

— Хорошо! И запомни еще одну вещь, Гай Косконий: твоя самая надежная союзница — Фортуна. Приноси ей жертвы каждый день. Если она любит тебя так же, как меня, нас ждет удача.

Флот, везущий Коскония и два его первоклассных легиона, покинул Путеолы, бросив вызов стихиям и в значительной степени положившись на особую стихию — удачу. Как только он отплыл, Сулла вернулся в Капую и выступил в Помпеи. Это была комбинированная атака с суши и с моря: поскольку Помпеи были удобным портом на реке Сарн неподалеку от ее устья, Сулла намеревался забрасывать город зажигательными снарядами с кораблей, поставив их на якорь на реке.

Одно сомнение не покидало Суллу, хотя тут он ничего не мог исправить: его флотилия находилась под командованием человека, которого он не любил и в котором отнюдь не был уверен, — Авла Постумия Альбина. Двадцать лет назад этот самый Авл Постумий Альбин спровоцировал войну против нумидийского царя Югурты. И за все минувшие годы Авл Постумий ничуть не изменился.

Получив приказ от Суллы перебросить свои корабли от Неаполя к Помпеям, Авл Альбин решил, что для начала даст понять экипажам и солдатам, кто их начальник и что с ними случится, если они не будут вытягиваться по стойке «смирно», едва только он щелкнет пальцами. Но команды кораблей и солдаты десанта сплошь были потомками кампанских греков. Они сочли речи Авла Альбина нестерпимым оскорблением для себя. Подобно консулу Катону, Альбин был погребен под градом метательных снарядов. И на сей раз это были камни, а не комки земли. И Авл Постумий Альбин умер.

К счастью, Сулла не успел отойти слишком далеко, когда получил известие об убийстве. Оставив свои войска на марше под командованием Тита Дидия, Сулла поехал на своем муле в Неаполь, чтобы встретиться с предводителями мятежа. Спокойно и невозмутимо он выслушал страстные доводы и оправдания мятежников, а потом холодно заявил:

— Возможно, вы самые лучшие моряки и воины за всю историю римского военного флота. Но с другой стороны, как я могу забыть, что вы убили Авла Альбина?

Затем он назначил командующим флотом Публия Габиния, и на этом мятеж закончился.

Метелл Пий Поросенок молчал всю дорогу, пока они не догнали армию, и только тут задал мучивший его вопрос:

— Луций Корнелий, намерен ли ты хоть как-нибудь их наказать?

— Нет, Квинт Цецилий, не намерен.

— Тебе следовало бы лишить их гражданства, а затем высечь розгами!

— Да, именно так поступили бы другие командиры — большая их часть. То есть наиболее глупые. Поскольку ты, несомненно, один из таких глупых командиров, я растолкую тебе, почему я поступил именно так, как поступил. Полагаю, ты способен уяснить это для себя.

Загибая пальцы на правой руке, Сулла по пунктам перечислил свои соображения, одно за другим:

— Во-первых, мы не должны допустить потери этих людей. Они обучены под командой Отацилия и приобрели немалый опыт. Во-вторых, я восхищен их решимостью избавиться от человека, который управлял ими очень плохо и, возможно, привел бы их к гибели. В-третьих, мне не нужен был Авл Альбин! Но он был консуляр, и его невозможно было ни обойти, ни игнорировать.

Подняв руку с тремя загнутыми пальцами, Сулла повернулся в седле и посмотрел на унылого Поросенка: