— Не Луций Декумий несет ответственность за все эти неприятности, а ты! — раздраженно бросила Аврелия.

— Ерунда! — возразил Сулла энергично. — Не из-за меня же начались все эти неприятности! Я обдумывал свои дела в Капуе и планировал отбыть в Грецию. Это такие дураки, как Луций Декумий, — это они вздумали совать свой нос туда, где ничего не смыслят! Вообразили себя героями, сделанными из более превосходного металла, чем остальные! Твой друг, который находится здесь, набрал большую толпу головорезов Сульпиция, чтобы штурмовать Форум и сделать мою дочь вдовой. Он собирался учинить то же самое, но в больших размерах, когда я вошел на Эсквилинский форум, не желая ничего иного, кроме восстановления мира! Я не устраивал беспорядков, мне только пришлось расплачиваться за них!

Теперь уже и Луций Декумий задыхался от гнева, готовый лезть в драку.

— Я верю в народ! — глубоко выдохнул он.

— В самом деле? Так отправляйся в комиции напыщенно изрекать глупости! Все ваши идеи пусты, как мозги четвертого класса! — прорычал Сулла. — «Я верю в народ», смотри ты! Советую тебе лучше верить в оптиматов!

— Луций Корнелий, пожалуйста, — взмолилась Аврелия, у которой бешено колотилось сердце и подкашивались ноги, — если ты лучше, чем Луций Декумий, то и веди себя соответственно!

— Именно! — вскричал Луций Декумий. Его возлюбленная Аврелия заступалась за него, и ему хотелось выглядеть мужественным в ее глазах. И Луций Декумий попытался взять себя в руки. Ради Аврелии. — Ты напрасно не задумываешься о том, большой и важный Сулла, что вполне можешь получить нож в спину!

Бесцветные глаза остекленели. Сулла оскалился и поднялся с ложа. Угроза, исходящая от него, была почти материальна — казалось, ее можно было потрогать руками. Сулла приблизился к Луцию Декумию. Тот подался назад — не столько из трусости, сколько из естественного человеческого предчувствия чего-то настолько же таинственного, насколько ужасного.

— Я могу раздавить тебя, как слон может раздавить собаку, — весело заговорил Сулла. — Единственная причина, почему я не делаю этого, — присутствие здесь женщины. Она ценит твои достоинства, и ты хорошо ей служишь. Ты можешь иметь много ножей для многих людей, Луций Декумий, но никогда не заблуждайся насчет того, что у тебя найдется нож для меня! Прочь с моего пути! Веди себя в соответствии с тем, что ты есть. А теперь — убирайся!

— Иди, Луций Декумий, — попросила Аврелия, — пожалуйста!

— Оставить тебя с ним, когда он в подобном состоянии?!

— Я сама знаю, что для меня лучше. Пожалуйста, иди.

И Луций Декумий вышел.

— Не было необходимости обходиться с ним так сурово, — сказала она, раздувая ноздри, — он просто не знал, как вести себя с тобой. Он предан мне. И кроме того, он есть только то, что он есть. Он предан Гаю Марию лишь потому, что предан моему сыну.

Сулла присел на край ложа, не решив еще, уйти или остаться.

— Не сердись на меня, Аврелия, иначе я тоже начну сердиться на тебя. Согласен, этот Луций Декумий не стоит моего гнева. Но он помог Гаю Марию поставить меня в положение, которого я не заслуживал!

— Да, я понимаю твои чувства. — Аврелия глубоко вздохнула. — Что касается происшедшего, ты, может быть, и прав. — Она принялась ритмично кивать головой: — Я знаю это, я знаю это. Я знаю, что ты всеми возможными средствами пытался сохранить мир и законность. Но не упрекай Гая Мария. Это все Сульпиций.

— Вранье! — воскликнул Сулла. — Ты дочь консула и жена претора, Аврелия. Ты более чем достаточно знаешь о том, что Сульпиций не мог начать действовать, пока не заручился поддержкой Гая Мария, человека более влиятельного, чем был он сам.

— Был? — спросила она, широко раскрыв глаза.

— Сульпиций мертв. Его схватили два дня назад.

— А Гай Марий?

— О, Гай Марий, Гай Марий, всегда Гай Марий! Подумай, Аврелия, подумай! Зачем бы мне желать смерти Гая Мария? Убить народного героя? Я не такой дурак! Я только напугал его в надежде, что он уберется из Италии еще до того, как я сам ее покину. И я сделал это не только ради самого себя, женщина, но и ради Рима. Ему нельзя было позволить сражаться с Митридатом! — Сулла переместился на ложе. — Аврелия, ты, наверное, обратила внимание, что с тех пор, как Гай Марий вернулся к общественной жизни — а это произошло ровно год назад, — он связался с такими личностями, которым в прежние дни не сказал бы ave? Мы все в настоящее время используем приверженцев, которых раньше не стали бы привлекать. Мы нуждаемся в таких людях, в которых прежде плевали. Но со времени своего второго удара Гай Марий прибегал к помощи таких орудий и хитростей, от которых раньше отказался бы даже под угрозой смерти. Я знаю, кто я есть, и знаю, на что способен. Я не столь честен и щепетилен, как Гай Марий. И не только благодаря той жизни, которую я вел в трущобах Рима, но и благодаря тому типу людей, к которому я отношусь изначально. Но он-то — он никогда не был таким! А теперь он нанимает Луция Декумия, чтобы избавиться от юнца, обвинившего его драгоценного сына в убийстве! Он нанимает Луция Декумия, чтобы тот набрал для него толпу головорезов и черни! Подумай, Аврелия, подумай! Второй удар повредил его разум.

— Ты не должен был идти с войсками на Рим, — ответила она.

— А какой у меня был выбор, скажи пожалуйста? Если бы я мог найти другой путь, то избрал бы его! Неужели ты предпочла бы видеть меня сидящим в Капуе до тех пор, пока в Риме не разразилась бы вторая гражданская война — Сулла против Мария?

— Этого бы никогда не случилось! — побледнев, воскликнула Аврелия.

— О, ты предпочитаешь третий исход! В таком случае я, покорный и раздавленный, лежал бы под ногами сумасшедшего народного трибуна и выжившего из ума старика! Позволить Гаю Марию сделать со мной то, что он сделал с Метеллом Нумидийским, позволить ему использовать плебс, чтобы отнять у меня командование? А ведь когда он проделал это с Метеллом Нумидийским, тот не был консулом! Но я был старшим консулом, Аврелия! Никто не смеет отобрать у старшего консула командование, пока он в должности. Никто!

— Да, я поняла тебя, — сказала она, и щеки ее порозовели, а глаза наполнились слезами. — Но они никогда не простят тебя, Луций Корнелий, ведь ты повел армию на Рим.

— О, во имя всех богов, не плачь! — Сулла застонал. — Я никогда не видел тебя плачущей! Никогда, даже на похоронах моего мальчика! Если ты не плакала из-за него, то не должна плакать из-за Рима!

Ее голова была опущена, слезы не текли по щекам, а капали на колени, и солнечные блики сверкали на ее мокрых черных ресницах.

— Когда я слишком взволнована, то не могу плакать. — Она всхлипнула и вытерла нос внешней стороной ладони.

— Я не верю этому, — пробормотал он, тяжело и страстно.

Аврелия подняла голову, и слезы побежали по ее щекам.

— Я плачу не из-за Рима, — хрипло сказала она и еще раз вытерла нос. — Я плачу из-за тебя.

Сулла поднялся с ложа, дал Аврелии свой носовой платок и встал сзади, обнимая ее одной рукой за плечи. Лучше, чтобы она не видела его лица.

— Я навеки полюбил тебя за это, — молвил он и, протянув ладонь к ее лицу, поймал несколько слезинок, слетевших с ресниц, затем поднес ладонь ко рту и слизнул их. — Это Фортуна. Мое консульство было тяжелейшим, никто до меня не имел такого. И жизнь моя была такой же тяжелой. Я — не тот человек, которого можно заставить сдаться. Меня мало беспокоит, каким путем я добьюсь победы. Эта гонка будет продолжаться до тех пор, пока я жив. — Сулла слегка встряхнул Аврелию за плечи. — Я забрал твои слезы себе. Однажды я выбросил в клоаку огромный изумруд, потому что он не имел для меня никакой ценности. Но я никогда не потеряю твои слезы…

Он покинул дом Аврелии, испытывая огромный душевный подъем. Все слезы, которые роняли над ним другие женщины, были рабскими, поскольку те рыдали из-за своих собственных разбитых сердец. А сейчас женщина, которая никогда не плакала, заплакала из-за него.