Заверенный в том, что Понт не имеет притязаний на Каппадокию, Скавр быстро сменил гнев на милость. А найдя двор Митридата вполне эллинизированным и говорящим по-гречески, Скавр вовсе забыл о цели своего визита, принял дары и отплыл восвояси на одном из кораблей Митридата.
— Мы уладили дело, — сказал Митридат Архелаю, широко и довольно улыбаясь.
— Я полагаю, в немалой степени благодаря твоим хвалебным письмам к нему в течение последних двух лет, — проговорил Архелай. — Продолжай писать ему, о светлейший! Это лучшая из дипломатий.
— Так же, как и мешок с золотом, который я дал ему в дорогу.
— Ты как всегда прав, о светлейший!
Пользуясь выгодами своего поста городского претора, Сулла постепенно начал обработку Скавра, а через него — других лидеров сената, поставив себе цель склонить их к своей кандидатуре для управления одной из двух испанских колоний. В целом его тактика была удачной, и к началу июня он уже имел виды на наместничество в богатой Дальней Испании.
Но дотоле благосклонная к нему Фортуна внезапно повела себя на манер уличной потаскушки и отвернулась от него. Из Ближней Испании вернулся с победой Тит Дидий, оставив своего квестора наместником Испании до конца года. А двумя днями позже Публий Лициний Красс отпраздновал свой триумф в Дальней Испании; его квестор также оставался там до окончания года. Тит Дидий уверил сенат, что Ближняя Испания пребывает в спокойствии и верна метрополии благодаря его уверенной победе над кельтиберскими племенами. Между тем Публий Красс приехал из испанской провинции, не приняв должных мер предосторожности. Он прибрал к рукам оловянные рудники, которыми была богата провинция; посетил Касситериды — Оловянные острова — и внушил всем такие страх и благоговение, какие способен внушить настоящий римлянин со свойственным ему величием, после чего гарантировал хорошее вознаграждение за добычу олова. Отец троих сыновей, он использовал свою власть для улучшения семейного благосостояния, но оставил провинцию далекой от полного подчинения Риму.
Вскоре после триумфа Публия Красса пришла весть, что Лузитания восстала с новой силой и решимостью. Претор Публий Корнелий Сципион Назика, посланный туда в качестве временного наместника, так решительно повел дела, что стали поговаривать о продлении его полномочий на следующий год. Таким образом, Сулла не мог более рассчитывать и на Дальнюю Испанию.
В октябре от квестора, оставленного Титом Дидием в Ближней Испании, пришла срочная просьба о помощи: все местные племена — васконы, кантабры и иллергеты — восстали. Будучи городским претором, Сулла не мог вызваться добровольцем и был вынужден следить за ходом событий, когда консул Гай Валерий Флакк был срочно послан для усмирения восставших и управления Ближней Испанией.
Что же оставляла судьба ему? Македонию? Но это была консульская провинция, управление которой едва ли доверили бы претору. Разве что в прошлом году управляющим был назначен прошлогодний городской претор Гай Сентий. Последний быстро зарекомендовал себя талантливым организатором кампании, и потому надежд на то, что вскоре он будет смещен, не оставалось. Азия? Эта провинция (Сулла знал об этом) уже обещана Луцию Валерию Флакку. Африка? Нищета и захолустье. Сардиния с Корсикой в придачу? Еще одно захолустье.
В полнейшем безденежье Сулла был вынужден созерцать, как у него под носом растаскивают одну богатейшую провинцию за другой. Он был намертво прикован к судам и Риму. На должность консула, согласно lex Villia annalis, он мог претендовать только через два года. А среди других соискателей были могущественный Публий Сципион Назика и Луций Флакк (у последнего уже хватило влияния, чтобы получить пост наместника в Азии на следующий год). Третий претендент, богач Публий Рутилий Луп, мог раздавать еще более щедрые взятки. Если не сделать состояние за пределами римских владений — прощай всякие надежды.
Только сын удерживал Луция Корнелия Суллу от какого-нибудь неосторожного шага. Метробий был здесь же, в Риме, но Сулла подавлял в себе желание немедленно найти его. К концу года все успевали запомнить городского претора в лицо, а Сулла был вдвойне заметен благодаря своей выразительной внешности. Появиться в доме Метробия на Целиевом холме было невозможно, а присутствие в его собственном доме детей делало свидание там также компрометирующим. Значит, прощай, Метробий.
Ко всему прочему он не мог далее видеться с Аврелией. Этим летом Гай Юлий Цезарь вернулся домой, и свободе Аврелии был положен конец. Как-то раз Сулла все же посетил ее и встретил холодный прием чопорной дамы. Он не имел точных сведений о том, что случилось в доме Аврелии, но обладал достаточной фантазией, чтобы догадаться о происходящем. В ноябре Гаю Юлию предстоит оспаривать преторскую должность при поддержке еще сохранявшего влияние Гая Мария, и жена Цезаря будет под строжайшим наблюдением. Никто не сообщил Сулле о фуроре, который он произвел в семействе Гая Мария, но жена Секста Цезаря, Клавдия, как-то поделилась этой историей с мужем Аврелии на домашней вечеринке. И хотя внешне рассказ был воспринят как анекдот, в глубине души Цезарь не нашел в нем ничего забавного.
Благодарение богам за юного Суллу! Только с сыном он находил утешение и радость. Побежденный и отчаявшийся, Сулла ни на какие сокровища не променял бы сыновнюю веру в него, свой авторитет в глазах обожаемого сына.
По мере того как его шансы таяли буквально на глазах, лишенный поддержки Метробия и Аврелии, Сулла терпеливо сносил вычурную болтовню юного Цицерона и все более и более проникался любовью к сыну. Он мог свободно рассказать сыну подробности своей жизни до момента смерти мачехи, которыми никогда не поделился бы с равным себе. Удивительно тонко чувствующий мальчик заслушивался историями из жизни отца, они открывали ему совершенно неведомые стороны души близкого человека. Одно утаил Луций Корнелий от сына: рассказ о том нагом оскаленном чудовище, что дико выло на луну. «Пусть оно умрет в моей душе навсегда», — думал Сулла.
Когда в конце ноября сенат разделил власть между наместниками провинций, все вышло так, как и предполагал Сулла. Гай Сентий был назначен в Македонию, Гай Валерий Флакк — в Ближнюю Испанию, Публий Сципион Назика — в Дальнюю Испанию, а Луций Валерий Флакк — в провинцию Азия. Сулле было предложено выбрать между Африкой, Сицилией или Сардинией и Корсикой, от чего он благоразумно отказался. Лучше ничего, чем быть управляющим в захолустье. Когда через два года он получит право избираться в консулы, будет рассматриваться и управление провинциями. И тогда наместничество в Африке, Сицилии или Сардинии и Корсике не принесет ему славы.
И вот тут Фортуна вновь повернулась к Сулле лицом, обогрев его в лучах своей любви. В декабре пришло отчаянное послание от царя Вифинии Никомеда, в котором тот раскрывал зловещие планы царя Митридата поработить всю Малую Азию, включая Вифинию. Почти в то же время пришло известие, что Митридат со своей огромной армией вторгся в Каппадокию и продвигается к Киликии и Сирии. Выразив возмущение, смешанное с недоумением, Скавр потребовал, чтобы в Киликию был послан наместник. Он не пожелал использовать римскую армию, но приказал выделить достаточно средств, чтобы задействовать местные военные силы. Митридат недооценил твердолобость римлянина Скавра, полагая, что достаточно ублажил его льстивыми посланиями и мешком с золотом, данным на прощание. Ввиду угрозы могуществу Рима Скавр позабыл восточное гостеприимство: Киликия была наиболее уязвимой провинцией — и крайне важной. Хотя наместники туда прежде не назначались, Рим считал Киликию своей.
Обратились за советом к Гаю Марию. Тот ответил:
— Если кто и может спасти положение, то это Луций Корнелий Сулла. В трудной ситуации он покажет себя лучшим образом. Он имеет военный опыт и способен организовать войска.
Придя домой из сената, Луций Корнелий объявил сыну о своем назначении.